О поведении пассажиров горящего Sukhoi Superjet много писали в соцсетях, осуждая людей за то, что они пытались вынести из салона свои чемоданы, когда каждая секунда для спасения была на счету.
На вопросы Настоящего Времени о панике во время катастрофы, о том, как с ней справиться и как помочь людям, пережившим такую трагедию, ответила врач-психотерапевт, кандидат медицинских наук Ирина Чобану, которая много лет работала в отделении психиатрии в Институте Склифосовского в Москве и занималась работой с выжившими после авиакатастроф.
– После трагедии в соцсетях появилась версия, что виноваты в том числе и те пассажиры, которые вместо того, чтобы срочно эвакуироваться, забирали свои вещи с верхних полок. Объясните с точки зрения психологии, что происходит у человека в голове в такие моменты?
– Можно предположить, что в такие моменты человек с трудом соображает, скажем честно. И, конечно же, первая мысль – схватить то, что рядом. Не зря, когда в самолет садятся люди, их инструктируют, что в случае катастрофы надо снять каблуки и быстро выходить, – именно для того, чтобы могло спастись большее количество людей. Но, к сожалению, когда что-то происходит, очень трудно себя контролировать. И мы только постфактум можем сказать, что, конечно, это было абсолютно неверно.
– Неверно поведение людей, но справедливо ли обвинять тех людей, которые выжили, в том, что они как-то неправильно себя вели?
– Конечно, несправедливо. Потому что это состояние, когда сознание затуманивается. Стресс выключает передние лобные доли, выключает осознанное мышление и включает инстинкты – инстинкт выживания, инстинкт схватить свое и быстро убежать, не думая о других. Ведь подчас в таких ситуациях и агрессивное поведение бывает, даже у людей, которые в нормальной жизни так себя не ведут.
К сожалению, так было, но обвинять не стоит, нельзя этого делать. Видимо, так тяжело они пережили эту тягостную ситуацию, и сейчас приходят в себя. Ведь у них тоже формируется определенное чувство вины, что они выжили, а так получилось не у всех.
– Я не была в таких ситуациях, но могу предположить, что, возможно, ситуацию бы изменил чей-то громкий четкий голос, который отдавал бы команды, что делать. Или я ошибаюсь?
– Согласна. Когда в панических ситуациях появляется лидер с четкой конкретной установкой, это часто помогает успокоить общую панику. Дать [людям] указание, что делать, куда идти, бросить вещи, налево-направо, на выход. Это помогает. Но для этого должен быть такой человек. Может быть, кто-то из экипажа.
– Как обычно работают психологи в первые часы после катастрофы с выжившими?
– Если коротко сказать, самое важное – определить людей, которые представляют опасность для [самих] себя.
Это те, кто мечутся, люди в тревожном возбуждении, кто не может самостоятельно успокоиться. И [нужно] обратить внимание на тех, кто вообще не двигается, [пребывает] в замороженном состоянии. То есть реакция на стресс чрезмерна и является крайней. И тех, и других обязательно надо выделить и им помочь. Остальные, скорее всего, потихоньку справятся или затем обратятся за помощью. А вот эти бегающие или, наоборот, не двигающиеся [люди] – это те, кто находится в крайней стадии стресса.
