17 сентября Денис Иванов (имена в этой истории изменены в целях безопасности героев) должен был приехать в свой первый отпуск с момента начала так называемой частичной мобилизации. Но так и не приехал. За три дня до отъезда из части он позвонил жене и сказал, что у него есть все шансы погибнуть в ближайшие дни. 94-й полк, в котором служит Иванов, противостоит наступающим украинским войскам. По словам военного, за несколько дней в бессмысленных штурмах погибло несколько сотен человек. На противника им приходится идти «буквально с лопатами».
Историю Дениса Иванова из Саратовской области корреспонденту Радио Свобода по собственной инициативе рассказала семья мобилизованного. Во время интервью с родными позвонил и сам военный. Настоящие имена и место жительства героев известны редакции, но не сообщаются по соображениям их безопасности.
Жена и сын Дениса живут на окраине Саратова – сразу за их домом начинаются поля. Небольшая двушка в ипотеку на 30 лет, ремонт и бытовая техника в кредит. «Как и многие другие жены мобилизованных», – пожимает плечами Вера. Маленький Федя, которому на днях исполнится два года, дергает маму за штанину и стеснительно улыбается. В кухне сидит сестра Веры, Ирина. Она здесь для моральной поддержки.
Повестка Денису пришла в октябре прошлого года на работу.
– Конечно, это была неожиданность, – говорит Вера. – Такого никто не ждет. Сначала он не пошел забирать повестку. Через две недели пришла повторная. На работе – в охранном агентстве – стали пугать судимостью, созданием проблем семье. Тогда он взял повестку. И 20 октября его забрали.
Экипировку, как и многие другие мобилизованные из Саратовской области, покупали на свои. По словам Веры, то, что выдавали в учебке, было поношенным и больше годилось на утилизацию, чем для живых людей.
– До начала января они сидели в Саратове, – рассказывает она. – Потом их перекинули в Беларусь. Там они были до мая. В мае у Дениса должен был быть первый отпуск. Как и у многих его однополчан. Многие уже купили билеты до дома. Но в отпуск их не отпустили. А забросили в Украину.
Долгое время звонки от мужа были сдержанно оптимистичными. На вопрос жены «как дела?» он неизменно отвечал «нормально». И только четыре дня назад позвонил в панике.
Он сказал, что от полка в тысячу человек осталось четыреста. Шестьсот не вернулись с заданий. И всё это буквально за два дня
– Он позвонил в четверг и сказал, что ВСУ берут Андреевку, прорываются к Бахмуту, – говорит Вера. – А их кидают в эту Андреевку практически без оружия – он сказал: грубо говоря, мы на них идем с лопатами и без артподдержки. Отступать некуда, потому что сзади свои, которые их тоже не пожалеют. Он сказал, что от полка в тысячу человек осталось четыреста. Шестьсот не вернулись с заданий. И все это буквально за два дня. А в официальных сводках нам передают, что погибших всего два-три человека.
Вера открывает в Telegram'е канал «Твои герои, Саратов! ZOV», который администрирует депутат Саратовской областной думы Александр Янклович, и показывает сводку за 15 октября:
«94-й полк – Направление очень тяжелое, противник не перестает предпринимать попытку прорыва применяя кассетные боеприпасы. Сегодня есть два трехсотых средней тяжести. <…>
Списки вчерашних погибших (к сожалению, нам недоступна информация о местах призыва). После уточнения список сократился, и подтвержденных погибших стало четыре человека:
Василий Ю. В. 74 г. р.
Николай И. Ф. 63 г. р.
Евгений В. К. 95 г. р.
Олег В. В. 86 г. р.».
– Вчера моя свекровь написала в группу матерей и жен мобилизованных 94-го полка, что наши ребята в тяжелом положении, – рассказывает Вера. – Что у них нет оружия. И предложила эту информацию «разнести» по соцсетям. А на нее все накинулись: не надо, мол, всех подставлять. Они там больше из-за зарплаты переживают, чем из-за мужей. Беспокоятся, что если фамилии бунтарей всплывут, то их просто сделают «пропавшими без вести» и им никаких выплат не будет.
Маленький Федя, сидя на коленях у мамы, стучит пальчиком в телефон. На заставке фотография – молодой мужчина с сыном на плечах.
– Папа, – говорит мальчик.
– Да, папа, – кивает Вера. – Я не хочу, чтобы мой сын знал отца только по фотографиям.
«Завтра я могу больше не позвонить»
Телефонный звонок от Дениса раздается примерно через полчаса после начала разговора. Вера выводит мужа на громкую связь. Денис рассказывает:
– 94-й полк обнуляют. Это не только нам известно. Но и другим полкам, что наш полк здесь хотят положить.
– Кто именно сказал, что «обнуляют»? Чья это формулировка?
– Это общий термин. Открытым текстом мне это сказал командир полка. Позывной «Рапира», кажется, фамилия его Зайцев. Он местный, то ли из «ДНР», то ли из «ЛНР». Мы его третий полк. Он два полка здесь оставил, сказал, что «я и вас здесь оставлю».
– Почему вы решили, что у вас погибло за два дня шестьсот человек?
– Это неофициальные данные. Потому что, грубо говоря, нет тела – нет дела. Нас было изначально в полку тысяча человек, а осталось в районе четырехсот. Нас постоянно закидывают на район Андреевки, который обрабатывается артиллерией ВСУ. В принципе, гонят туда на мясо. Даешь координаты нашей артиллерии, по каким целям надо отработать. А арта не работает, потому что у них снарядов нет.
– То есть артиллерия вам не помогает?
– Не то чтобы не помогает. Командование не выделяет им снаряды.
– Вам обещают помощь и поддержку?
Люди погибают за просто так. Люди идут в одну сторону и не возвращаются
– Мы тут работаем в одну каску. Взаимодействия нет ни с кем больше. Очень медленно все происходит – или артиллерия не стреляет, или выстрела надо ждать очень долго.
– Чего вы опасаетесь сейчас?
– Того, что нас закидывают туда, как мясо. Люди погибают за просто так. Люди идут в одну сторону и не возвращаются.
– А вас на такие задания отправляли?
– Пытались. Наш прошлый командир нас отмазал от этого. И его из-за этого сняли. Что он не отправил людей именно на мясо.
– Вам приказывают оборонять деревню?
– Нет. Приказывают захватить, забрать то, что от нее осталось. То есть бетон, грубо говоря. Хотя сами прекрасно знают, и есть видеоподтверждение, что противник постоянно работает по всей деревне. Артиллерия ВСУ работает постоянно. Они в деревню запускать запускают, но выйти не дадут. Это прекрасно все знают. И когда командованию говоришь, что по этому направлению именно такое происходит, тебе отвечают «ну и что?» Это цитата: «Ну и что?»
– Отступать вы не пробовали?
– Я не знаю, чем это чревато. Хотя, скорее всего, знаю, но не могу озвучить. Пробовать никто не стал. Потому что…
– Вас ждет гибель если не с одной стороны, так с другой?
– Грубо говоря, да.
– Сбежать можно?
– Вряд ли. Скорее всего, не получится. Насколько бы ты ни был подготовлен. Видите ли, мы тут не все так думаем. Кто-то из бойцов может противиться отступлению.
– Какой смысл в том, чтобы отбить деревню?
– Мы тоже задаем этот вопрос командованию. Конкретики в ответ мы никакой не слышим.
– Кто-то из ваших товарищей уже погиб?
– Да. Одного мы сами лично вывозили. А еще троих мы не можем достать с места гибели. Там, где они остались, уже украинцы.
Невооружённым глазом видно, что там давно уже не наши позиции. А командование утверждает, что наши. Но с этих позиций по нам же и работают
– Ваши товарищи как настроены?
– Они не настроены погибать просто так. Если будет артподдержка, взаимодействие с другими частями и не будет боеприпасного голода, то все готовы воевать. Но так воевать никто не хочет. Прямым текстом нам говорят: идите, закрепляйтесь там. А мы видим, что там давно уже не наши позиции, мы и «птичку» поднимаем. И вообще, невооружённым глазом видно, что там давно уже не наши позиции. А командование утверждает, что наши. Но с этих позиций по нам же и работают.
– Какой у вас настрой?
– Хреновый. Если бы можно было матом сказать, я бы сказал.
– Домой хотите?
– За себя говорить или за всех?
– За себя.
– Мне здесь делать нечего. Я говорю уже и за всех. Кто-то из наших выходил на [Романа Бусаргина] губернатора [Саратовской области], на его главного безопасника. Этот безопасник сказал, что губернатор все знает, но помочь вытащить полк из задницы он не может. Потому что он гражданское лицо, а мы военные. Сказали нам: никакой помощи не ждите. Поэтому мы пытаемся привлечь общественность, волонтеров. Может быть, хоть через вас информацию довести до высшего руководства. Что обстановка тут совсем не та, о которой высшему руководству докладывают.
– Потери больше?
– У нас 25 человек на задание уходит, возвращается шесть. У нас сейчас артиллеристы пошли на штурм. Им сказали: у вас все равно боеприпасов нет, идите пехотой. А ребята не знают, что такое штурм. Информация о нашем положении никуда наверх не уходит, ее перекрывают где-то на среднем уровне. Поэтому мы сейчас пытаемся своими силами донести. Просто так народ на убой отправлять – это тоже не дело. Бойцы других подразделений, которые нас не знают, если им номер полка наш называешь, говорят: ребят, да вас обнуляют. Такие дела.
– А не идти в наступление вы можете?
– Можем. Но с этим не все согласны. У нас есть такие ребята, которые давно все поняли. А есть те, кому внушить можно все что угодно.
– Какой-то смысл вообще есть в этой войне?
– Смысл какой-то есть, у каждого свой. Кто-то сюда пришел свое финансовое положение поправить. Кто-то действительно патриот какой-то. Но я понимаю, что я сейчас нахожусь не на своей земле. И если меня спросят: «За что ты воюешь?», то я не дам ответа. У меня его нет. Я не знаю, зачем я здесь.
Денис рассказал, что недавно их полк и часть № 29593 прикрепили к третьему корпусу то ли «ДНР», то ли «ЛНР». В приказном порядке перевели все зарплаты в армейский полевой банк. Но зарплата в положенный день не пришла. Когда они саботировали приказ наступать, ссылаясь на отсутствие денег, части бойцов пришли выплаты, но суммы были ниже, чем обычно.
– Я не знаю, решится что-то с нашим положением после того, как эта информация будет опубликована, или нет, но я знаю, что завтра мы уходим на задачу. И я, возможно, уже больше никогда домой не позвоню.
Вера отключает громкую связь и вместе с телефоном выбегает на балкон. Сквозь слезы она говорит в трубку: я тебя люблю, пожалуйста, возвращайся.
«Отец идет против сына, сын – против отца»
Пока Вера разговаривает с мужем, ее сестра Ирина тоже пытается найти смысл этой войны.
У меня есть знакомые — они два родных брата. Один всю жизнь в России прожил, второй жил в Украине. А в Россию вернулся, когда у него жена умерла. А дети его там остались. И вот в мобилизацию обоих братьев забрали
– Если уж «ДНР» и «ЛНР» так нуждались в помощи, так пусть бы им и помогали, – говорит она. – Во Вторую мировую мы шли воевать, потому что на нас напали. А тут он правильно говорит: их просто забрали, и все. Потому что Путину зачем-то понадобилась Украина. И получается теперь, что брат бьет брата. У меня есть знакомые – они два родных брата. Один всю жизнь в России прожил, второй жил в Украине. А в Россию вернулся, когда у него жена умерла. А дети его там остались. И вот в мобилизацию обоих братьев забрали. А с той стороны сыновья второго брата воюют за ВСУ. Получается, что отец идет против сына, сын против отца. И для чего это все? Чтобы молодых мальчишек кидали как мясо на убой? Чтобы даже отступить им не давали?
И Вера, и Ирина надеются, что огласка может как-то переломить ситуацию. Потому что «правительство боится, когда такая информация идет в народ».
– Но я понимаю и тех, кто боится огласки, – говорит Вера. – Если сейчас порочащая информация от моего мужа пойдет, если его фамилия засветится, то его просто признают врагом народа. А потом этот статус автоматически детям достанется. Муж тоже боится, что это отразится на сыне.
Как-то повлиять на ситуацию через официальные каналы родственницы мобилизованного не могут. Вера говорит, что отец ее мужа сделал несколько звонков высокопоставленным лицам. И убедился, что все знают, в какой ситуации находится 94-й полк. Но сделать никто ничего не может.
– На днях губернатор Бусаргин выступал в прямом эфире, – объясняет Вера. – Ему присылали самые разные вопросы. В том числе и по СВО. Но именно их он просто пропускал. Говорил про все что угодно – про бассейны, дороги, только не про положение мобилизованных. Хотя много раз в своем telegram-канале обещал, что семьям мобилизованных будет любая поддержка. На деле те номера телефонов, которые он публикует в своих постах, или не существуют, или недоступны, либо никто трубку не берет. Мне однажды понадобилась помощь, я все их прозвонила. Только безрезультатно.
«Над нашим городом летают дроны»
Мобилизация оставила без молодежи все деревни в районе. Из молодых парней остались только те, кто работает у фермеров.
– Многих мобилизовывали, но потом отпускали на время уборочной вроде как под честное слово, – вспоминает Ирина. – Они потом должны были сами, по своей воле в военкоматы прийти. Но никто не пошел, конечно. Москву-то, поди, не трогали. Бунтов боялись. А деревни все повычистили.
Ирина вспоминает, как таксист, беженец из Донецкой области, приехавший в ее родной городок в 2015 году, назвал их дома сараями.
– Они до войны там прекрасно жили, и мы жили нормально, – говорит она. – А сейчас куча беженцев у нас, их мужики что-то не идут воевать, а сидят тут на пособиях. И квартиры им дают, и дома за просто так. А у нас все в кредитах да в ипотеках. Даже сиротам жилья не могут найти. Построили у нас несколько домов, а в них жить невозможно.
Сейчас над их родным городком часто летают дроны. Вера вспоминает даже собрание, на котором рассказывали, как себя вести, если увидишь беспилотник.
– Во время Второй мировой наш городок охраняли как зеницу ока, потому что он на пересечении всех дорог, – говорит Ирина. – А сейчас регулярно над нами что-нибудь летает. Недавно прямо над нашим домом летели вертолеты один за одним. Груз 200 везли – и наших, и Пензенскую область, и Тамбовскую. Один за одним, один за одним. Гул стоял невыносимый.
Моему сыну в армию через шесть лет. Я его сама одеваю, сама кормлю, сама учу, а потом должна буду на убой отправить?
– А сейчас все говорят о второй волне мобилизации, – говорит Вера.
– И говорят про долг родине! – дополняет Ирина. – Когда только мы успели этой родине задолжать? Моему сыну в армию через шесть лет. Я его сама одеваю, сама кормлю, сама учу, а потом должна буду на убой отправить? Каково сейчас матери Дениса? Он у нее один. Она его, можно сказать, в одиночку поднимала. Хотя бывший муж и помогал. А теперь его просто убьют ни за что? Что с ней будет?
– Если он завтра пойдет по приказу в этот ад, то статья ему, наверное, уже не поможет, – из глаз у Веры текут слезы. – Но пусть хотя бы все знают о том, что там на самом деле творится. Чтобы потом каждой второй жене не пришел бы ответ, что ее муж числится без вести пропавшим.
Разговор корреспондента с Денисом Ивановым состоялся вечером 16 сентября. На следующий день и до сих пор на связь он не вышел, хотя раньше звонил семье каждый день. Его имени в сводках погибших в telegram-каналах не появлялось.
О том, что российские войска покинули Андреевку, сообщалось еще 13 сентября. 17 сентября, украинские военные сообщили об освобождении Клещеевки в Донецкой области, села к югу от занятого российскими войсками Бахмута.
