Кому и почему выгоден ОПОП?
«Азаттык»: Китай отметил 10-летие инициативы «Один пояс – один путь». На форуме Си Цзиньпина присутствовало огромное количество гостей, включая президента Казахстана Касым-Жомарта Токаева. Несмотря на то что Китай представляет инициативу «Один пояс – один путь» как «взаимовыгодное» сотрудничество, некоторые эксперты считают, что Пекин выигрывает от нее больше, нежели другие страны. Что вы думаете по этому поводу?
Фрэнк Мараккионе: Начнем с того, что именно можно считать инвестициями в рамках ОПОП. Являются ли ими все инвестиции, которые поступают из Китая в любую страну после 2013 года? В разных базах данных при анализе используются разные определения того, что такое инвестиции в рамках ОПОП.
Например, BRI tracker («трекер ОПОП») Совета по международным отношениям измеряет эффект от инвестиций, изучая импорт из Китая, прямые иностранные инвестиции и внешний долг. Это способ измерения того, как взаимодействие с Китаем в рамках ОПОП повлияло на экономику целевых стран. Если рассматривать импорт из Китая как показатель, то ответ на ваш вопрос есть, поскольку увеличение импорта из Китая – в его интересах.
Но если посмотреть на другие показатели, например на экспорт в Китай, то картина становится более размытой. Если мы посмотрим на крупные инфраструктурные проекты, особенно в первые годы реализации ОПОП, то во многих случаях немедленная отдача была связана с торговлей, речь шла о вывозе товаров из Китая или ввозе в него. Я сейчас больше имею в виду Центральную Азию, а не глобальную картину, но тогда это было перемещение товаров из Китая и в Китай. Было также перемещение природных ресурсов [из Центральной Азии], но оно было центральным и до инициативы «Один пояс – один путь».
Если мы посмотрим на прямые иностранные инвестиции, то можно даже говорить, что отношения были более выгодными для стран-партнеров. В китайских инвестициях наметился тренд не только добывать и вывозить природные ресурсы из стран, но и заниматься в этих государствах переработкой и производством готовой продукции. Такого несколько лет назад не было.
Когда мы спрашиваем: что Казахстан выиграл от китайских инвестиций, что мы имеем в виду? Казахстанскую элиту? Компании? Население? На это можно смотреть с разных сторон. Конечно, элиты во многом выиграли от сотрудничества с Китаем. В моих исследованиях больше внимания уделяется населению. Есть много литературы о том, как китайские инвестиции создали неблагоприятные условия для рынка труда, для окружающей среды, для сообществ.
Поэтому я не склонен давать однозначные ответы, так как считаю, что это очень трудно сделать в рамках таких крупных проектов.
«Азаттык»: В то же время существует озабоченность по поводу присутствия Китая в регионе. Увеличилось ли оно за 10 лет?
Фрэнк Мараккионе: Нет никаких сомнений в том, что увеличилось, в частности, в Кыргызстане, Таджикистане и особенно в Узбекистане во второй половине 2010-х годов, после избрания Мирзияева.
Китайское присутствие уже было достаточно сильным в Казахстане с точки зрения энергетики. Так же обстояло дело с Туркменистаном и Узбекистаном. Сейчас, после 10 лет реализации ОПОП, ситуация изменилась: секторы, в которых усилилось китайское присутствие, стали более разнообразными.
В прошлом экономическое сотрудничество с Центральной Азией было связано в основном с энергетикой, инфраструктурой и торговлей. Присутствие Китая сейчас более зрелое, чем 10 лет назад, но я бы не сказал, что его роль в сравнении с ЕС, США и Россией массивно возросла.
Есть такие отрасли экономики, как строительство, транспорт и все, что связано с торговлей, где Китай играет действительно фундаментальную роль. Но если мы посмотрим, например, на объем нефти, который Китай получает из того же Казахстана, то это небольшая доля.
Если мы посмотрим на цифры, то наблюдается достаточно большая диверсификация в отношении того, кто является основным партнером для Казахстана в том или ином секторе. Например, инвестиции или долг, которые обычно являются показателями важности той или иной страны, – в Казахстане Китай никогда не стоит на первом месте, в основном это европейские страны. Я бы не сказал, что Китай имеет монополию в какой-либо сфере казахстанской экономики.
«Антикитайские» настроения и «давление» на руководство стран региона
«Азаттык»: Значение Казахстана для Китая определялось с точки зрения богатства его минеральных и природных ресурсов. Эксперты утверждают, что за последние 10 лет китайские инвестиции и их владение природными ресурсами Казахстана значительно выросли. Устраивает ли страны Центральной Азии роль сырьевого придатка или роль территории, на которой расположены места производства?
Фрэнк Мараккионе: Я не думаю, что страны Центральной Азии хотят и далее играть эту роль, и именно по этой причине подход Китая со временем эволюционировал. Есть также политический вопрос. Он, в свою очередь, проистекает в том числе из импульса, который создают антикитайские протесты и антикитайские настроения в Казахстане и Кыргызстане. Давление, которое эти движения и настроения оказывают на руководство стран, а также глобальное политическое давление, вызванное поведением Китая в Синьцзяне, требует от руководства стран, чтобы оно оправдало свои отношения с Китаем, который подвергается резкой критике из-за его обращения с мусульманскими меньшинствами.
Таким образом, существует множество точек давления на центральноазиатских лидеров, заставляющих их стремиться к улучшению и повышению качества и типа сотрудничества с Китаем.
Есть также проблема энергетического кризиса в Центральной Азии, она актуальна и для Казахстана, но по иным причинам, нежели для Узбекистана. У этой страны действительно большие проблемы с добычей газа и его количеством. Контракт с Китаем считается одной из главных причин энергетического кризиса в зимний период.
Так что есть не только желание диверсифицировать сотрудничество с Китаем, но и необходимость в этом, потому что энергетика [в отношениях с Китаем] больше не будет приоритетом для Узбекистана в обозримом будущем. Фактически есть план прекращения торговли газом с Китаем.
Конечно, с Туркменистаном все обстоит иначе. В его отношениях с Китаем газ по-прежнему будет занимать центральное место. Так было всегда: почти 100 процентов газа идет в Китай.
Что касается Казахстана, то тут, конечно, объем ресурсов, которыми обладает страна, отличается, хотя я считаю, что в Казахстане это скорее также политический момент в контексте всего этого давления, которое оказывается на руководство [в связи с притеснениями в Синьцзяне].
«Азаттык»: По данным казахстанских властей, на долю Казахстана приходится 85 процентов всех наземных транзитных перевозок из Китая в Европу. В то же время более 80 процентов казахстанской нефти экспортируется в Европу через территорию России. Казахстан пытается диверсифицировать альтернативные маршруты транспортировки нефти, поскольку экспорт через территорию России неоднократно прерывался. Заинтересован ли Китай в развитии таких альтернативных маршрутов?
Фрэнк Мараккионе: Я думаю, это очень зависит от того, будет ли Китай заинтересован в помощи Казахстану в диверсификации торговли энергоносителями. Потенциально это может произойти, но больше как логическое продолжение других проектов, также связанных с Китаем. Я не думаю, что Китай на данном этапе настроен создавать альтернативные России маршруты через Каспий или территорию Кавказа.
По-моему, будет странно, если Китай начнет вкладывать деньги в перенаправление природных ресурсов из Казахстана в регион, который никак с ним не связан. Но если вдруг по каким-то причинам это станет выгодно Китаю, это может произойти.
«Долговая ловушка»: Растет ли долг Казахстана перед Китаем?
«Азаттык»: Существуют опасения по поводу неустойчивой практики кредитования, ведущей к чрезмерному долгу. У стран Центральной Азии разный опыт в этом отношении?
Фрэнк Мараккионе: Я думаю, что опыт отличается, но не потому, что Китай ведет себя иначе. Это очень разные страны. Долг, кредитование часто неустойчивы. Риск всегда присутствует, когда мы говорим о развивающемся проекте, где деньги поступают из источников, находящихся за пределами страны. Предоставление слишком больших сумм в долг без страховки кредиторов стало основой мирового финансового кризиса.
Я думаю, что именно за это эксперты и комментаторы критикуют китайские инвестиции. Китай обычно готов брать на себя большую долю риска при инвестировании в конкретные проекты, не беря во внимание вопросы устойчивости долга в кредитуемых им странах. При более негативном анализе можно предположить, что Китай фактически использует неустойчивость этих долгов для того, чтобы получить контроль над инфраструктурой или институтами в конкретных государствах.
Но я считаю, что исследования на эту тему более разнообразны, чем принято полагать. Ведутся споры о том, имеет ли нарратив о «долговой ловушке» эмпирические основания или нет. В этом нарративе всегда приводится пример Шри-Ланки. Но есть исследования, в которых также рассматривается, как в прошлом проводились технико-экономические обоснования для схожего типа инвестиций. Их делали западные компании, и на самом деле процесс не был таким уж рискованным. Но потом что-то пошло не так.
Я не буду давать конкретного ответа на вопрос о том, всегда ли приемлемый уровень задолженности перед Китаем приводит к негативным последствиям. Это очень тревожно, когда половина кредитов страны приходится на кредитора. Но это проблематично не из-за Китая, а в целом, потому что означает, что большая часть экономической стабильности государства находится в руках одного игрока.
Диверсификация инвесторов в этом смысле имеет место, по крайней мере по официальным данным, в Казахстане и Узбекистане. В Узбекистане официальная доля внешнего долга, находящегося в руках китайских кредиторов, несколько выше – 17 процентов [от общей суммы долга]. В Казахстане она гораздо меньше, около 5,6 процента от общей суммы долга.
«Азаттык»: Исследование AidData предполагает, что до половины кредитов в рамках ОПОП не учитывается и не попадает в официальную статистику. Что вы можете сказать о задолженности Казахстана перед Китаем? Растет ли этот долг?
Фрэнк Мараккионе: AidData смотрела не только на долг государства, который сокращается, но и на каждого участника, который связан с Китаем. В этом смысле роль субъектов, не являющихся непосредственно государственными институтами, возрастает в силу диверсификации экономической роли Китая в Центральной Азии.
Китайские банки инвестируют в разные отрасли промышленности, например в совместные предприятия. Затем эти совместные предприятия становятся фактическими участниками, которые должны погашать кредит. Если мы будем их учитывать, то, конечно, я думаю, что эта часть долга растет быстрее, чем официальная, потому что у нас такие вложения сейчас составляют основу инвестиций.
Китай и Россия
«Азаттык»: Аналитики говорят, что роль России, которая занята войной в Украине, в Центральной Азии снижается и Пекин пытается заполнить этот вакуум. Есть также другое мнение: что Россия и Китай не являются конкурентами, они вполне довольны тем, что действуют параллельно. Каково ваше мнение о влиянии России и Китая в регионе?
Фрэнк Мараккионе: Я думаю, что Китай и Россия – давние конкуренты, это неоспоримо. Например, в конце 2000 года Китай открыл газопровод из Туркменистана, который перенаправил весь газ из Туркменистана в Китай. Через Россию он уже не проходил, она осталась в стороне. И Россия наверняка к этому не стремилась. Я уверен, что такое развитие событий точно не было согласовано между ними.
После распада Советского Союза Россия играла своего рода монопольную экономическую роль в Центральной Азии. И это факт, что Китай, безусловно, подорвал российское экономическое присутствие в Центральной Азии.
Однако я не верю, что Россия сильно теряет позиции, и не думаю, что война в Украине создает вакуум в Центральной Азии. Скорее наоборот. Российское экономическое присутствие в Центральной Азии растет в результате войны в Украине, потому что фактически все внимание России сейчас направлено на восток, как мы видели в Узбекистане, где открываются сотни российских компаний.
Некоторые из тех, с кем я беседовал в Центральной Азии, говорили, что этот регион сейчас стал для России основополагающим фактором, позволяющим ей не быть изолированной от международного сообщества благодаря всем тем услугам, которые оказывают ей центральноазиатские республики.
Мы видели, как в отношении компаний из Центральной Азии были введены санкции из-за роли, которую они сыграли в поддержке определенных каналов импорта в Россию, даже материалов, связанных с оборонной промышленностью. Я считаю, что Россия сейчас никуда не уходит. В то же время я не думаю, что это не игра с нулевым результатом.
Я считаю, что Центральная Азия теперь стала ключевой точкой в Евразии. Мы видим, к примеру, что внимание к региону со стороны иностранных партнеров значительно выросло. Например, встреча в формате «C5+1» с США была поднята на президентский уровень. Германия решила встретиться со всеми лидерами Центральной Азии. И, конечно же, Китай поднял свой многосторонний форум на президентский уровень. Теперь в рамках «Одного пояса – одного пути» мы видим новые инвестиции.
Так что я не думаю, что более пристальное внимание со стороны России сейчас означает, что Китай исчезнет из региона или наоборот. Я считаю, что они могут существовать параллельно и даже сотрудничать.
Форум