«Они мне сказали, что если я еще раз попробую покончить с собой, они продлят мне приговор на семь лет», – рассказывает Кайрат Самарканд, один из тысяч этнических казахов и уйгуров, отбывших заключение в так называемых «лагерях перевоспитания мусульман» в Китае. Несколько месяцев назад ему удалось выйти на свободу. Так повезло далеко не всем: по данным ООН, которая в сентябре прошлого года выпустила доклад по теме нарушений прав человека в Китае, лишены свободы около миллиона человек, проживающих в западных областях КНР.
Официальная причина развертывания там системы лагерей – попытка интегрировать мусульман в китайское общество с целью устранить исламский экстремизм в регионе. Для этого обитатели лагерей учатся китайскому языку и, по версии властей, различным профессиям, которые обеспечат им работу после выхода на свободу. Если верить официальной позиции КНР, речь идет не о каких-то карательных учреждениях, а о «центрах профессионального образования», настоящая цель которых – искоренить проблему радикального ислама. Как заявил заместитель министра иностранных дел Китая Чжан Ханьхуэй на встрече с дипломатами из преимущественно мусульманских стран, «в усилиях по искоренению экстремизма и терроризма в Синьцзяне задействованы новые методы, и они заслуживают похвалы».
Количество «лагерей перевоспитания» в последние годы непрерывно растет. Оценки, опубликованные ООН, означают, что в заключении может находиться каждый десятый мусульманин Синьцзяна. Рассказы бывших заключенных рисуют картину, в которой человек, исповедующий ислам, может быть отправлен в лагерь под любым предлогом. По данным международной правозащитной организации Human Rights Watch, причинами могут стать мусульманское приветствие или исполнение исламской молитвы – намаза, поездки за границу или даже использование легального в Китае приложения для обмена сообщений Whatsapp.
Уйгуры и казахи, вернувшиеся после заключения в родные места, рассказывают истории о селах, в которых жизнь будто превратилась в иллюстрацию к роману «1984» Джорджа Оруэлла: за сельчанами власти стали наблюдать при помощи видеокамер, а с бывшими узниками прежние знакомые отказываются разговаривать, опасаясь, что сами попадут в лагерь. В городах Синцзяна движение ограничено десятками блокпостов, на которых местные обязаны предъявлять документы. К этому добавляется система автоматического распознавания прохожих в публичных пространствах при помощи видеокамер. Данные последних автоматически считываются базой личных данных, имеющейся в распоряжении китайской полиции. Таким образом, власти постоянно следят как минимум за двумя миллионами жителей западного Китая. По сообщениям самих властей, система распознавания лиц будет поэтапно введена и в остальных областях страны. Узнать мнение местных жителей по поводу происходящего представляется почти невозможным – опасаясь быть арестованным, люди отказываются говорить с иностранными журналистами.
Из-за масштаба происходящего некоторые аналитики прямо называют действия КНР в Синьцзяне тоталитарными. Китайские власти лишают свободы как собственных граждан, так и многих иностранцев, исповедующих ислам. Радио Свобода поговорило с Омиром Бекали, одним из немногих бывших узников, который открыто рассказывает журналистам о том, как выглядит жизнь в «лагерях перевоспитания». Бекали родился в уйгуро-казахской семье на севере Синьцзяна, во взрослом возрасте эмигрировал в Казахстан и получил гражданство этой страны. Когда он поехал в командировку в ту часть Китая, где родился, его задержали.
– Ко мне подошли пять-шесть полицейских без документов, не объясняя никаких причин, задержали, привезли в лагерь, поместили в подземелье. Сказали: «Когда ты работал в туристической компании, ты помог мусульманам – уйгурам, казахам покинуть Китай. Ты создал угрозу национальной безопасности Китая, поэтому мы тебя помещаем сюда».
Меня заставляли петь китайский гимн или другой пропагандистский материал на китайском языке
– Эти обвинения имели что-то общее с действительностью?
– Моя причастность не доказана! Если бы они смогли хоть что-то доказать, то либо поместили бы меня в тюрьму на 15-20 лет, либо приговорили к смертной казни.
– Как там, где вы были, выглядит типичный день заключенного?
– Типичный день состоит из пыток. Мне четыре дня не давали спать, заставляли подписывать признательные показания, но я не признавался. Тогда мне связали руки и ноги и кормили один раз в день. Всегда перед едой меня заставляли петь китайский гимн или другой пропагандистский материал на китайском языке.
– Как относились к остальным заключенным? Примерно так же, как и к вам?
– Не давали разговаривать на родном языке, не позволяли мыться. Каждый день надо было китайскую пропаганду читать. Кроме этого, в качестве издевательства, каждую пятницу нас заставляли есть свинину. Тех, кто отказывался это делать, жестоко наказывали. Заставляли целыми днями стоять на ногах, не давали ни воды, ни еды. Избивали, потом сажали на железный стул, заставляли сидеть двадцать четыре часа на этом стуле. Или, например, мы проводили сутки в темной камере, стоя со связанными руками. Летом голыми заставляли стоять на раскаленном бетоне. То же самое зимой: мы стояли на холодном бетоне, босые, без одежды, в одних трусах. Есть там и вырытая яма в земле, наполненная водой, людей там заставляли стоять в воде по шею.
– В описаниях лагерей для мусульман в Китае иногда говорится о том, что некоторых заключенных наказывают, а других, наоборот, награждают за сотрудничество. Вы видели, чтобы применялась такая система?
– Это неправда. Там людей собирали только для того, чтобы их мучить и убивать. Моего отца там убили в 2018 году. Я своими глазами видел многих людей, которые там умирали.
– Вы заговорили о своей родне, которая остается на территории Китая. У вас есть какая-то связь с этими людьми? Они на свободе?
– Я знаю, что моих сестер и братьев отправили в лагерь после того, как я начал говорить о том, что там происходит. Больше о судьбе своих родственников, одноклассников и друзей я ничего не знаю. Но с большой долей вероятности могу сказать, что они сейчас находятся в «лагере перевоспитания».
– Наиболее распространенные обвинения, по которым можно попасть в лагерь, – экстремизм, терроризм, сепаратизм. Вы считаете, что есть такие угрозы в Синьцзяне? Есть ли там люди, которые пытаются подорвать территориальную целостность Китая или пытаются внедрить радикальный ислам?
– Власти Китая не дают возможности людям говорить на своем языке, развивать свою религию. Все под полным, тотальным контролем. Аэропорты, общественные места, то есть даже при всем желании там никто не сможет заниматься всем перечисленным. Вот к примеру. Мой отец, он был пенсионером, безработным, неужели он террорист? Или я, работал в крупной туристической компании, – разве я террорист? Это умышленное навешивание ярлыков со стороны китайских властей, чтобы была причина проводить репрессии против местных мусульман.
Всё под полным, тотальным контролем
– Как люди в лагере реагируют на то, что с ними происходит? Как им удается выжить в заключении?
– Люди очень сломлены психологически. Разговаривать внутри лагеря, особенно с соотечественниками, не получается потому, что везде есть видеокамеры, везде стоят микрофоны. Все просматривается и прослушивается. Совершать намаз даже в тайне тоже не получается потому, что за тобой постоянно следят. То же относится и к свиданиям с близкими.
Дают тебе какие-то непонятные, неизвестные лекарства, от которых поднимается температура. Психологическое состояние тоже ухудшается. Но те, кто находятся за пределами лагеря, тоже сломлены. Люди задают себе один и тот же вопрос: когда за мной придут? Все направлено на то, чтобы сломать человека.
– Вас выпустили в конце 2017 года, вы решили уехать в Казахстан, но скоро оттуда тоже уехали. Почему? Вы не чувствовали себя в безопасности в Казахстане?
– После того как я приехал в Казахстан, мне постоянно поступали угрозы. Это началось после того, как я начал рассказывать о ситуации в Китае. Мне говорили: «прикуси язык», «помалкивай», «не забывай, что у тебя в Китае есть родственники, которые могут пострадать из-за тебя». После того как 17 мая 2018 года вышло мое интервью, ко мне домой пришли люди, которые представились сотрудниками Комитета национальной безопасности Казахстана. Они мне угрожали. Я уверен, что этих людей подкупили и подослали китайские власти, не казахстанские. Я, опасаясь за свою жизнь, был вынужден уехать в Турцию, где нахожусь в более безопасной обстановке. Но до сих пор чувствую слежку, где бы я ни находился, хоть в Чехии, хоть в Японии (Омир Бекали приезжал в эти страны, чтобы рассказать о своем опыте заключения в китайских лагерях. – РС).
– Что могут сделать другие люди, другие страны, правительства, чтобы противодействовать этой ситуации?
До сих пор чувствую слежку, где бы я ни находился
– Есть только один путь. Нужно немедленно прекратить реализацию проекта «Новый шелковый путь»: это строящаяся торгово-транспортная магистраль между Западной Европой и Китаем, которая может довести через страны Центральной Азии прямо до Лондона. Нужно добиваться прекращения программы «Китайская мечта», которая должна быть реализована до 2025 года. Если остальные страны объединятся в этом и будут противостоять Пекину, то можно экономически ударить по его интересам и добиться прекращения репрессий на западе Китая, – рассказал бывший узник «лагерей перевоспитания» в Синьцзян-Уйгурском автономном районе КНР Омир Бекали.
После выступления ООН и публикаций в ряде международных СМИ несколько стран выступили с критикой действий Китая в мусульманских автономных областях страны. Наиболее резкими были заявления правительства Турции, которое при нынешнем лидере Реджепе Эрдогане пытается позиционировать себя как защитника мусульман всего мира. Турецкий министр иностранных дел Мевлют Чавушоглу в феврале даже заявил, что «лагеря перевоспитания» – позор человечества. Пекин подверг его слова резкой критике.
В целом позиция властей КНР сводится к тому, что, борясь с экстремизмом и терроризмом, Китай не преследует своих граждан по религиозному, этническому или какому-либо еще признаку. Представитель Рабочего отдела Единого фронта КНР Ху Лянхэ вообще заявил, выступая перед членами экспертной комиссии Ведомства ООН по правам человека, что «такой вещи, как центры профессионального образования, в Синьцзяне не существует».
Китайские представители указывают на то, что КНР якобы осуществляет в Синьцзян-Уйгурской области образовательные программы, позволяющие местным жителям лучше социализироваться и выбраться из нищеты. На жалобы правозащитников по поводу запрета ношения определенных видов традиционной одежды и даже бород пекинские представители отвечают, что ношение, к примеру, исламской женской одежды, закрывающей лицо, по соображениям безопасности запрещено и в ряде других стран, в том числе европейских.
Тем не менее после нескольких месяцев усиленного внимания ООН и других международных организаций глава администрации Синцзяна Шохрат Закир предположил, что «центры профессионального образования» – лишь временная мера, не уточнив при этом, когда они закроются.
