Главным подозреваемым в совершении теракта в центре Стокгольма стал 39-летний гражданин Узбекистана. Известно, что в 2014 году он подал властям Швеции просьбу о получении убежища, но летом 2016 года ему было отказано. Все время до совершения теракта он находился в стране нелегально.
В совершении теракта в Санкт-Петербурге обвинили 22-летнего Акбаржона Джалилова, гражданина России, выходца из Кыргызстана. Агентство Reuters выяснило, что подозреваемый с конца 2015 года по начало 2017 года находился в Турции, откуда, возможно, выезжал в Сирию.
Через две недели после новогоднего теракта в Стамбуле турецкая полиция задержала уроженца Узбекистана Абдукадыра Машарипова. Машарипов скрывался под именем Абу Махаммед Хорасан. Он родился в 1983 году, знает турецкий, арабский и русский языки и, по версии турецкой полиции, проходил спецподготовку в Афганистане.
Российские спецслужбы считают, что в Сирии на стороне «ИГ» и других террористических группировок воюет около девяти тысяч человек. Эту оценку в феврале приводил президент России Владимир Путин.
«По нашим предварительным данным, счет идет на тысячи: где-то, по данным Генштаба ГРУ и наших других специальных служб, ФСБ, например, до четырех тысяч примерно из России и тысяч пять – из республик бывшего Советского Союза», – говорил он.
Еще в октябре 2015 года Путин называл меньшее число выходцев из стран бывшего СССР, воюющих на стороне «ИГ» – пять-семь тысяч человек.
Настоящее Время попросило научного сотрудника Лондонского университета King's College, эксперта по насильственному экстремизму Анну Матвееву объяснить, кого и как вербуют в радикальные исламистские организации в Центральной Азии.
– Три года назад, когда мы говорили об «ИГ», о выходцах из бывшего Советсткого Союза, мы говорили в основном о выходцах из Дагестана. Сейчас стали больше упоминать выходцев из Центральной Азии. Например, теракт в Стамбуле на Новый год совершил выходец из Узбекистана. В Санкт-Петербурге в теракте обвиняют выходца из Кыргызстана. Что же происходит?
– Началось это где-то в 2011-2012 годах, пик пришелся на развитие «ИГИЛ», который стал таким притягательным магнитом. Выезд из Центральной Азии в другие группы, вроде «Джебхат ан-Нусры», уже происходил в 2012 году. Многие отрицали значение этого.
– Как происходит вербовка этими группами людей из Центральной Азии? Это происходит в самой Центральной Азии, или это в основном мигранты, которые работают в России?
– Происходит это и в самом регионе, и в России, и за пределами региона. Используются социальные связи между людьми – я имею в виду обряды, свадьбы, похороны, поминки, обряды. Сервис – тоже большая линия рекрутирования. Таксисты, водители маршруток, те, кто работают на базарах – везде, где проходит большая масса людей. И кто-то из этой массы попадает в эти сети.
Люди, которые тянутся в эти движения, эта тенденция и в Центральной Азии, и в других странах – люди в основном среднего достатка, с некоторым уровнем образования. Попадаются люди и образованные, и даже с высшим образованием. Есть люди далеко не бедные.
Причины есть и духовные, и политические, и религиозные, и личные психологические особенности тоже нельзя отрицать. Мы говорим здесь об идеологии – частью ее является «ИГИЛ». Были и есть, и очевидно будут и другие группы, которые работают на этом поле.
Некоторые аффилированы с «ИГИЛ», некоторые – нет. Например, что происходить в Афганистане: часть Талибана ассоциируется с «ИГИЛ», часть – против него. Исламское движение Узбекистана в основном теперь аффилированы с «ИГИЛ», но они не едины, они продолжают быть автономной организацией. Как они дальше себя поведут – мы не знаем.
Это движение – нельзя сказать, что это один враг, который сконцентрирован в одном месте, и его там можно победить. Это такая гидра, которая перетекает в разные формы.
