В декабрe 2022 года Камиля Вайит, студентка университета в китайской провинции Хэнань, была задержана в доме своих родителей в городе Артуш Синьцзян-Уйгурского автономного района. Полгода о ней ничего не было известно, пока в начале июня представитель Министерства иностранных дел Китая не сообщил, что Вайит арестована «за пропаганду экстремизма». Срок наказания за это «преступление» может составить до пяти лет. Ее брат и правозащитники уверены, что дело в ее публикациях в WeChat видеозаписей с протестов против локдауна в Китае.
Синьцзян-Уйгурский автономный район на северо-западе Китая часто попадает в заголовки новостей в связи с преследованием этнических мусульман, для которых китайскими властями созданы так называемые лагеря перевоспитания, где за колючей проволокой содержатся сотни тысяч людей.
Каусар и Камиля Вайит. 2016 год.
Всего за несколько лет Камиля Вайит потеряла нескольких членов своей семьи. Ее брат Каусар уехал на учебу в США и не хочет возвращаться на родину, опасаясь репрессий. Отец девушки был задержан после поездки в Турцию (входит в список «недружественных Китаю стран») и на два года отправлен в «лагерь перевоспитания». Родной брат отца получил 15 лет заключения, а его сыновья-студенты также отправились на принудительное «перевоспитание».
Все эти репрессии в первую очередь направлены против исламских этнических групп, которые рассматриваются китайским правительством как одна из главных угроз территориальной целостности страны.
- ношение мужчинами молодого и среднего возраста бороды, а женщинами хиджаба;
- препятствование обороту нехаляльных товаров;
- отказ от государственных субсидий;
- закрытие ресторана в Рамадан;
- хранение дома большого количества еды или единовременное приобретение большого количества припасов;
- внезапная смена места жительства;
- преподавание турецкого и арабского;
- моление в общественных местах;
- печатание и копирование чего-либо у себя дома;
- покупка или хранение гантелей, штанг, боксерских перчаток, эспандеров, а также карт, компасов, биноклей, тросов, палаток;
- приобретение большого количества спичек и бензина; проведение свадьбы без алкоголя и сигарет;
- переноска или хранение дома незаконных политических и религиозных книг и аудиовизуальной продукции, а также компьютерных или мобильных носителей информации, содержащих незаконные политические и религиозные электронные книги, аудио- и видеофайлы;
- использование спутниковых тарелок, интернета, радиоприемников и т. д. для незаконного прослушивания, просмотра и распространения зарубежных религиозных радио- и телепрограмм;
- заключение исламского брака;
- а также если кто-то внезапно бросает пить и курить и перестает общаться с пьющими родственниками.
Илья Фальковский «По следам Бурхана Шахиди, или Синьцзян 50 лет спустя»
Живущий в США Каусар Вайит, брат Камили, рассказал корреспонденту Сибирской редакции Радио Свобода – «Сибирь.Реалии» о жизни уйгуров на родине и в эмиграции.
– В последний раз я видел свою сестру в 2016 году, когда ей было всего 12. Только несколько месяцев назад мне удалось снова с ней связаться. Моя семья удалила меня из друзей в мессенджере WeChat, я не мог им писать, но видел их посты. Моя сестра иногда делала публикации в WeChat, и я понимал, что она на свободе. В августе того года мы нашли способ тайно общаться через Douyin – это версия TikTok для материкового Китая со всеми цензурными ограничениями. Мне очень хотелось узнать, что случилось с моей семьей за последние несколько лет, поэтому задал сестре миллион вопросов – и она, не боясь «прослушки», рассказала мне обо всех пропавших родственниках.
Урумчи.
Оказалось, что мой дядя был приговорен к 15 годам тюрьмы, а два моих двоюродных брата пропали без вести. Один из них был студентом Шанхайского университета транспорта, что считается одним из престижных колледжей в Китае. Он изучал информатику, и его задержали, когда тот вернулся домой в Синьцзян на летние каникулы. Другой двоюродный брат бежал в Таджикистан в 2017 году, когда в Синьцзяне полиция начала массово задерживать «неблагонадежных» уйгуров. Дома он оставил беременную жену и следующие шесть лет видел своего ребенка только на экране телефона. В конце концов он отчаялся и решил вернуться. Вскоре после возвращения за ним приехала полиция, и он тоже пропал.
Все началось в 2017 году, когда задержали нашего отца. Согласно последней китайской «антитеррористической кампании», каждый житель Синьцзяна, кто въезжал в одну из «чувствительных стран», куда в основном входят исламские страны, должен был получить за это наказание – пару лет в «лагере перевоспитания» или несколько лет тюрьмы. Папу задержали всего лишь за десятидневную путевку в Турцию. Помимо отца были надолго посажены многие уйгурские писатели, поэты, певцы – в общем, известные люди. Спустя два года отца выпустили из лагеря. Конечно, он не говорил о том, через что ему пришлось пройти. Мне лишь известно, что он похудел, у него выпали волосы, были проблемы с сердцем, частые головные боли и высокое давление, – рассказывает Каусар.
Мечеть в Урумчи.
Последняя волна массовых репрессий против уйгуров пришлась на «доковидные» 2017-2018 годы, когда в Синьцзян-Уйгурском округе было арестовано около 500 тысяч человек. Во время локдауна масштаб репрессий постепенно уменьшался, пока не случилось нового обострения.
24 ноября 2022 года в одной из многоэтажек в Урумчи во время пожара сгорели люди, которые не смогли выбраться из здания, потому что двери были закрыты снаружи. Это было частью полицейских мер по борьбе с ковидом. После этой трагедии в Китае начались массовые протесты против локдаунов и ковидных ограничений. Часто демонстранты держали листы белой бумаги в руках в качестве символа протеста против царящей в стране цензуры. Власти начали задерживать как самих протестующих, так и тех, кто распространял в соцсетях видео о протестах.
Административный центр и крупнейший город Синьцзяна Урумчи.
Камилю задержали в конце декабря 2022 года. За две недели до этого она опубликовала в WeChat видео с акции протеста «Белый лист».
– Когда Камиля опубликовала это видео, моему отцу сразу позвонили из полиции и сказали, что сестра должна удалить этот пост. Она так и сделала, но, возможно, недостаточно быстро… или была еще какая-то причина, вызвавшая гнев властей. Мы можем только гадать, – рассказывает Каусар Вайит.
Он уехал в США на учебу в 2013 году. Тогда еще уйгурам разрешалось учиться за границей. Каусар поступил в христианскую школу в Монтана-сити. Религиозность многих американцев была для него неожиданным и новым опытом. В Китае разговоры о религии запрещены повсюду, кроме специально отведенных мест – храмов. А мусульмане находятся под особенно пристальным наблюдением, особенно уйгуры, которых китайские власти подозревают в экстремизме и тайной поддержке сепаратистов. Существует простой тест для проверки людей на «религиозный фанатизм»: в уйгурских школах или на рабочих местах во время Рамадана предлагают бесплатный обед – если откажешься, то будут проблемы с полицией.
– Примерно с 2012 года жизнь для уйгуров в Китае начала сильно усложняться, начало появляться множество ограничений. К примеру, на проживание в отелях или поездки в большие города Китая. Каждый раз, когда я бывал там, ко мне подходила полиция и проверяла личные документы, спрашивала, надолго ли я остаюсь? Почему я здесь? Вы не можете быть здесь просто так, у вас должна быть веская причина, чтобы быть за пределами Синьцзяна, если вы уйгур.
Синьцзян, Китай.
Живя в Америке, я почти каждый день звонил маме и раз в неделю отцу. В июле 2017 года его телефон оказался выключен. Когда я спросил об этом маму, та сказала, что он куда-то вышел и его телефон разрядился. Однако на следующий день было то же самое – тот же выключенный телефон, тот же ответ мамы. Теперь я позвонил своему двоюродному брату – оказалось, его задержали на какое-то время, но потом отпустили. Я позвонил, не «шифруясь», как звонил всегда, четыре года подряд, и поэтому было видно, что это американский номер. Брат сказал больше не звонить ему.
В то время многие мои друзья, одноклассники и даже родственники начали удалять меня из друзей в WeChat. Я говорил со своими друзьями-уйгурами в Америке, и оказалось, что они тоже начали терять связь с семьями. Я уже переехал в Чикаго, учился в колледже на младших курсах и, конечно, понятия не имел, что делать. Мне удалось поговорить с мамой, и, понимаете, даже она думала, что история с отцом – это ненадолго. Неделя-две, месяц или два – максимум. Но прошло почти два года, прежде чем папа вышел на свободу из «лагеря перевоспитания».
В апреле 2019 года его наконец освободили, и я смог поговорить с ним в WeChat. Но мы говорили так, как будто бы все было нормально, как будто его никогда не задерживали. Из-за «прослушки» WeChat нам приходилось делать вид, будто бы ничего не произошло, – рассказывает Каусар.
Несколько месяцев ему удавалось поддерживать связь с родителями. Но вскоре он дал интервью Евгению Бунину, создателю базы данных о жертвах синьцзянских лагерей и тюрем shahit.biz. Буквально через неделю после того, как было опубликовано интервью Каусара с рассказом о судьбе его отца, он потерял связь с родственниками. Даже мать удалила его из друзей в WeChat. Было очевидно, что спецслужбы запретили семье общаться с нелояльным сыном-эмигрантом.
Каусар с фотографией сестры. США. 2022 года.
– Спустя два года такого бойкота я не выдержал и начал обзванивать местных чиновников и полицию. Они постоянно бросали трубку, когда слышали, что я из Америки: в Китае все боятся звонков из-за границы, – вспоминает Каусар. – Но в конце концов моя настойчивость привела к тому, что ко мне в WeChat добавился в «друзья» агент министерства национальной безопасности. В январе 2022 года он разрешил мне поговорить с моей семьей в течение 20 минут. То есть он просто пошел к нам домой и позвонил оттуда. Я впервые за два года смог поговорить с родителями, и это снова был «обычный» разговор, как будто бы ничего не произошло. Как будто бы не было этих двух лет полной неизвестности. Оказалось, папа управлял супермаркетом, мама работала преподавательницей, а брат с сестрой учились в школе. Мама плакала все время нашего разговора, а папа велел не лезть в политику, не размещать их фотографии в интернете, потому что я писал в Twitter'е о родителях или пропавших родственниках.
В конце разговора агент сказал то же самое: «Будь осторожен, следи за тем, с кем ты общаешься», – и тому подобное. Конечно, я был очень рад, что мои родители все еще живы, в порядке и работают, так что это было для меня небольшим облегчением. Пусть даже такой ценой.
В последний раз я решил связаться с ним после того, как моя сестра пропала. Но тот долго не брал трубку и не отвечал на сообщения. Я позвонил в полицейский участок и попросил их набрать его номер, но в ответ – ничего, и на следующий день то же самое. Через день я снова позвонил в полицию, и в конце концов этот агент ответил мне. Он разговаривал со мной один на один и фактически угрожал мне. Говорил, что если я не молчу, то как он может позволить мне говорить с семьей? Я сказал, что делаю это для двоюродных братьев и родственников, которые незаконно осуждены. Он говорит: «О, знаешь ли ты их преступления? Что ты знаешь о них?» Я отвечаю: «Так расскажите мне об их преступлениях, если они виновны! Почему я ничего об этом не знаю?», на что он сказал: «Если ты много не по делу говоришь, постишь всякое дерьмо в интернете, то как я могу сказать тебе правду? Как в семье есть правила, так и в стране есть закон, и если кто-то делает что-то против закона, то его наказывают», – рассказал Каусар Вайит.
Отдел полиции в Урумчи. Центр наблюдения за городскими улицами, 2010 год.
– Это весьма «обычная» история для Синьцзяна, – говорит Евгений Бунин, создатель базы данных о жертвах синьцзянских лагерей и тюрем shahit.biz. – Людей много лет сажали за самые незначительные действия, в том числе за репосты, которые абсолютно ни к чему не призывают. К сожалению, этничность Камили тоже, скорее всего, повлияла на строгость меры пресечения. Если посмотреть на статистику тюремных сроков, то видно, что титульной нации – ханьцам – многие провинности легко сходят с рук. Если у ханьца находили в телефоне какой-то запретный контент, то часто давали «всего лишь» административку на 10-15 суток. Уйгуров за те же самые причины автоматически отправляли в лагерь или сажали в тюрьмы.
«Сибирь.Реалии»: Как вы собираете свидетельства о репрессиях против «нетитульных» наций Китая?
Евгений Бунин: В 2018-2019 годах у нас были только свидетельские показания родственников задержанных, причем в основном это были казахи. Где-то три-четыре тысячи видеосвидетельств сделали казахи через Atajurt (самая крупная независимая правозащитная организация в Казахстане по вопросам угнетения казахов и уйгуров в Китае – СР), а уйгуры, может быть, несколько сотен. Первые год-два нашей работы люди думали, что у нас такая казахская база данных, но потом все поменялось. В конце 2019 года у нас появился доступ к серьезным документам: это полицейские отчеты, которые добывались через утечки или взломы. Сейчас 90 процентов нашей базы – это именно документы, а не личные свидетельства. Людей, дающих свидетельства сейчас, довольно мало. В 2019 году многих начали выпускать из лагерей, и их родственники замолчали.
О том, как осуществляется цифровой контроль в провинции Синьцзян, «Сибирь.Реалии» рассказал независимый исследователь Илья Фальковский, автор книги «По следам Бурхана Шахиди, или Синьцзян 50 лет спустя»:
– «Цифровая колонизация» Синьцзяна была планомерной и постепенной, впрочем, как и введение «цифрового надзора» в остальных провинциях Китая: отслеживающие программы в телефоне, сканеры документов и глаз на блокпостах, такие же сканеры в общественных местах типа рынков и парков, камеры наблюдения и т. д. Контроль очень глубокий, но во все сферы жизни проникнуть нельзя – всегда остаются, как я это назвал, «дыры в заборе». К тому же идет некоторый откат – большая часть лагерей закрыта, оставшиеся переоборудованы в тюрьмы, как пишут в недавнем репортаже из Синьцзяна Sky News: «В разгар репрессий (2017 год – СР) вам пришлось бы пройти через систему безопасности и сканеры металла, чтобы войти в большинство крупных магазинов и ресторанов Синьцзяна. Мы обнаружили, что многие из этих устройств безопасности либо разобраны, либо не используются». Это ощущается и эмпирически – в Гуанчжоу, где я преподаю, говорят, что набрали к сентябрю кучу студентов новых – все из Синьцзяна, уйгуры. Такого раньше не было.
Думаю, китайские власти формально выполнили программу «перевоспитания молодежи за два года» и этим довольны. Крепких интеллигентов – религиозных и культурных деятелей – закатали в тюрьмы навсегда или надолго, а над остальными установили жесткий надзор. После чего немного отпустили вожжи – люди теперь сами будут притворяться, мол, все в порядке, мы уже ассимилировались, – говорит Фальковский.