Когда 16 февраля управление Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) по Ямало-Ненецкому автономному округу объявило о внезапной смерти лидера российской оппозиции Алексея Навального, оно сообщило, что предварительная причина – «синдром внезапной смерти». В этот же день государственный телеканал RT со ссылкой на неназванный источник передал, что 47-летний Навальный умер из-за оторвавшегося тромба.
Для медицинского персонала российских тюрем тромбоз – «универсальный диагноз, которым можно объяснить все», – написала в Telegram’е правозащитница, бывшая сотрудница ФСИН Анна Каретникова.
Навальный умер после трех лет заключения, в течение которых он провел более 300 дней в одиночных камерах. Ему отказывали в медицинской помощи, он жаловался на то, что его лишают сна, и на многое другое. Российские суды отклонили более 40 жалоб, поданных им в связи с жестоким обращением.
С ростом числа россиян, отбывающих тюремные сроки за свою политическую позицию или религиозные убеждения, активисты говорят, что государство все чаще подвергает их самым разнообразным видам жестокого обращения.
«Практика применения дисциплинарных наказаний весьма разнообразна, – отмечает Сергей Бабинец, руководитель правозащитной группы "Команда против пыток" в комментарии Радио Свобода. – Благодаря пристальному вниманию СМИ к делу Виктора Филинкова (приговоренного в 2020 году к семи годам лишения свободы за якобы принадлежность к "террористической" группировке – Ред.], становится очевидным, что наказывать могут при желании даже за то, что ты улыбаешься на рабочем месте».
По мнению Бабинца, несмотря на то что в последнее время все чаще сообщается об откровенном физическом насилии при обращении с политзаключенными, использование подобных дисциплинарных правил с целью подорвать их здоровье и благополучие встречается гораздо чаще.
«Зачем бить, если можно формально соблюсти закон, а человек будет страдать?», – замечает он.
ШИЗО
Оппозиционный политик Владимир Кара-Мурза, приговоренный в апреле к 25 годам лишения свободы по обвинению в государственной измене и другим статьям, содержится в одиночной камере в одной из тюрем Омска, сообщила 22 февраля «Настоящему Времени» его жена Евгения Кара-Мурза. В январе Кара-Мурза был помещен в одиночную камеру как минимум на четыре месяца после того, как его назвали «злостным нарушителем».
«В таких условиях оказываются политзаключенные, которые отказываются молчать», – говорит Евгения Кара-Мурза.
«Теперь, когда он находится в руках тех, кто дважды пытался его убить, – добавляет она, имея в виду два подозрительных инцидента с явным отравлением, за которыми, по мнению Кара-Мурзы, стояли российские власти, – естественно, я боюсь за его жизнь».
Одиночное заключение в штрафных изоляторах (ШИЗО) с бесчеловечными условиями содержания все чаще становится нормой для политзаключенных, отметила Каретникова в комментарии проекту «Сибирь.Реалии».
«Разумеется, постоянные помещения в ШИЗО или в карцер здоровья никому не добавляют, – объясняет она. – Потому что условия там довольно тяжелые. Это в первую очередь постоянный холод. Там надо переодеваться в специальную карцерную одежду, а возможность надеть телогрейку появляется только на время часовой прогулки. Это невозможность физической активности. Это невозможность пользоваться своими продуктами из посылок, потому что посылки не принимаются в период, когда осужденные находятся в ШИЗО».
В сообщении в Telegram’е от декабря 2023 года еще один из самых известных российских заключенных – оппозиционный политик Илья Яшин, отбывающий срок в восемь с половиной лет по обвинению в «распространении фейков о российской армии», подробно описал ШИЗО.
«Очень тесно. Ты чувствуешь себя буквально замурованным в каменном мешке три на четыре метра, – пишет он. – С пяти утра до 21 вечера койка пристегнута к стене, и лежать в течение дня (даже на полу) запрещено. Холодно. В камеру нельзя брать свитер и куртку. В камере все время стоит запах канализации».
«Из щели за унитазом в камеру регулярно заходит наглая крыса, размером не уступающая среднему коту, – продолжает Яшин. – Книгу и бумагу с ручкой выдают лишь на полтора часа в день, когда разрешается читать и писать. Все остальное время (кроме сна) надо слушать радио. Прогулочный дворик еще меньше камеры: два с половиной на три метра. Гулять можно с шести до семи утра».
«Вероятно, вам интересно, есть ли в ШИЗО плюсы? Один точно есть, – пишет Яшин. – Можно не бояться попасть в ШИЗО. Потому что ты уже в ШИЗО».
«Очевидно, что ШИЗО – это по факту узаконенные пытки, – подводит итог политик. – Смысл таких условий содержания в том, чтобы мучить людей, добиваясь от них желаемого результата. Потому почти все политзеки и проходят через эти пыточные карцеры».
Алексею Горинову, бывшему московскому окружному депутату, отбывающему семь лет тюрьмы за оправдание терроризма и ложные заявления о военных, удалили часть легкого после того, как в 2016 году у него был диагностирован туберкулез. Тем не менее 62-летнего Горинова неоднократно отправляли в ШИЗО, который он охарактеризовал как «сырой и холодный, как могила».
Лишение медицинской помощи
Другая все более распространенная форма жестокого обращения с заключенными – отказ в предоставлении необходимой медицинской помощи. Художнице Александре Скочиленко, которая в ноябре 2023 года была приговорена к семи годам лишения свободы по закону о распространении фейков о российских военных, отказывали в медицинской помощи в течение почти 20 месяцев в СИЗО, хотя у нее врожденный порок сердца, целиакия и другие серьезные заболевания. Член консультативного совета по правам человека при президенте России Владимире Путине Ева Меркачева назвала заключение Скочиленко в тюрьме «смертельно опасным». Во время судебного процесса подсудимая жаловалась, что ее «морят голодом», потому что она постоянно вынуждена пропускать приемы пищи во время транспортировки на судебные заседания и обратно.
Игорю Барышникову, 64-летнему онкологическому больному из Калининградской области, отбывающему семь с половиной лет по тому же закону о «распространении фейков» про военнослужащих, отказали в досрочном освобождении по причине ухудшения здоровья, несмотря на почти постоянные боли, из-за которых он часто не может ни сидеть, ни лежать. Он не в состоянии поддерживать стерильность цистостомы (трубки для отвода мочи), что создает постоянный риск заражения.
«Честно признаться, мы вышли от него и расплакались, – сказала одна из его адвокатов в интервью в декабре 2023 года, сообщив, что Барышникову требуется дополнительная операция. – Фактически нашего подзащитного приговорили к медленной и мучительной смерти».
Правозащитная группа «Мемориал», запрещенная в России, в настоящее время насчитывает 255 политических заключенных в стране и 424 узников совести, которые содержатся под стражей за свои религиозные убеждения.
«Наш список политзаключенных заведомо не полон, – поясняется на сайте организации. – Сбор материалов по делу сам по себе часто занимает достаточно много времени, особенно в случаях, когда следствие и суд засекречены».
Активистка Анна Каретникова отмечает, что политзаключенные в России оказались в центре внимания международного сообщества, российской оппозиции в изгнании и «остатков гражданского общества в России».
«И российские власти руками ФСИН решили дать на это асимметричный ответ, начав "жестить", жестко относиться к таким арестантам, – полагает она. – Власть начала подвергать их бесконечным взысканиям и возбуждать новые уголовные дела».
В своем первом посте в социальных сетях после того, как он узнал о смерти Навального, Яшин сказал, что чувствует «внутри черную пустоту».
«И, конечно, понимаю собственные риски, – написал он 20 февраля. – Я за решеткой, моя жизнь в руках Путина, и она в опасности. Но я продолжу гнуть свою линию».
При подготовке материала использовались публикации «Сибирь.Реалии» и «Idel.Реалии».