После развала СССР власти Узбекистана почти 30 лет вели борьбу с тем, что считали религиозным экстремизмом. Они запрещали женщинам появляться на улицах в хиджабах, требовали от мужчин брить бороды и не разрешали посещать школу девочкам в платках. На верующих также заводили дела, обвиняя их в причастности к экстремистским и запрещенным организациям и финансировании терроризма. Удалось ли в Узбекистане победить «экстремизм» такими жесткими методами?
Телеканал Настоящее Время рассказывает об этом в фильме о Насибе Узаковой. Она пережила пытки в тюрьме за свои убеждения, а репрессии из-за религии затронули всю ее семью.
Насиба говорит, что ее преследования начались еще во времена СССР: ей еще девочкой приходилось скрывать, что она верующая. Но после развала СССР и прихода к власти Ислама Каримова ситуация значительно ухудшилась.
«При Союзе мне тоже было нелегко жить. Дедушка мне говорил: не говори в школе, что ты читаешь намаз, а то меня посадят, – рассказывает Насиба Узакова. – Но при Каримове совсем плохо стало. Посадили моего мужа, а меня постоянно упрекали в ношении хиджаба. Приходила милиция, требовала, чтобы я его сняла. А для меня снять хиджаб – это смерть, я не могу его снять. А при Мирзияеве вообще всю нашу семью посадили, били и пытали».
Насиба родилась в Ташкенте в 1966 году. Училась в школе, потом в медучилище, работала санитаркой, а в 19 лет вышла замуж за Абдрахмана Узакова. У нее трое детей: двое дочерей и сын.
«Я выросла в мусульманской семье, лет в 5-6 выучила несколько сур из Корана: им меня мой дед научил, – вспоминает она. – В 11 лет я начала читать намаз. Хиджаб я начала носить с 1991 года. Тогда очень редко можно было встретить женщин, которые носили хиджаб: люди на улице останавливались и удивлялись, говорили, что «молодая, а как бабушка оделась». При Каримове вначале никто не обращал на это внимание. Но в 2000 годах начали сажать. Детям моим запрещали в школе ходить в хиджабе и платках, меня постоянно директора школ вызывали, заставляли объяснительные писать. Участковые к нам приходили постоянно».
«Да, я знаю, что носить хиджаб опасно, но опасно и в ад попасть, – говорит Насиба. – Но это божий приказ, и я до смерти буду так ходить. Жизнь коротка, мы все равно все уйдем отсюда, а на том свете есть ад и рай. И бог в Коране говорит: кто будет богу верен, кто будет исполнять приказы бога, тот попадет в рай. А кто не слушается, тот попадет в ад. Я не видела ад, но представляю его. И я боюсь бога».
В 2001 году мужа Насибы Абдурахмона Узакова приговорили к 15 годам лишения свободы в колонии строго режима, признав виновным по статьям:
- 159 «Посягательство на конституционный строй Республики Узбекистан»,
- 244 часть 1 «Изготовление или распространение материалов, содержащих угрозу общественной безопасности и общественному порядку»,
- 244 часть 2 «Создание, руководство, участие в религиозных экстремистских, сепаратистских, фундаменталистских или иных запрещенных организациях».
В Узбекистане по этим статьям каждый год судят сотни людей, которых власти подозревают в связях с исламским терроризмом. Но эксперты отмечают, что на скамью подсудимых нередко попадают и невиновные: ведь показания в Узбекистане порой выбиваются пытками.
После ареста мужа детей Насибе пришлось воспитывать одной.
«Так как мужа посадили, я сама семью кормила. Очень было трудно в то время: даже на хлеб не хватало денег. Но я никому не жаловалась, только богу молилась. Лечила на дому, детям массаж делала», – вспоминает Узакова.
Насиба также дважды привлекалась к уголовной ответственности: сначала в 2002 году, а затем в 2018 году. Ее и других членов ее семьи обвиняли в причастности к запрещенной в Узбекистане экстремистской группировке «Хизб-ут-Тахрир». Во второй раз по этому обвинению Насибу, ее сына Мухаммадина и дочь Умиду приговорили к трем и четырем годам домашнего ареста.
«В 2017 году, 13 ноября ко мне приходят домой милиционеры. Сказали: проверка паспорта. А потом нас всей семьей пригласили в махалинский комитет, откуда забрали в ГУВД. Там нас начали бить и пытать, спрашивали нас про листовки, – рассказывает Узакова. – Они думали, что мы листовки раздали, а я про это знать не знаю. Но оперативник заставлял писать: бил по голове и говорил, чтобы я писала, что я занималась «Хизб-ут-Тахрир» и раздавала листовки. Рядом сына пытали и тоже заставляли его подписываться. А потом около меня раздели дочку. Два мужика держали ее, меня и ее били, при мне. А она была беременной! Как только я подписала, побои прекратились».
«Я сидела 18 дней в РОВД, и когда сидела там, чуть с ума не сошла. Боялась, что произнесут мою фамилию и вызовут на допрос. Меня там били. Было психологическое давление: пугали, что разденут и видео сольют в Интернет или изнасилуют, – подтверждает слова матери Умида Узакова, дочь Насибы. – Сын после этого родился больным: ему 3 года, но до сих пор не говорит и носит памперсы».
Умида рассказывает, что после ареста она хотела вернуться домой к свекрови. Но та отказалась ее принять:
«Она мне сказала по телефону, чтобы мы не приезжали домой. Сказали, что младшие братья боятся милиционеров: они думали, что их тоже в тюрьму посадят из-за нас, – рассказывает женщина. – После этого мы решили съехать из дома. Я вернулась с детьми домой, а муж ушел на квартиру: снял общежитие и там сейчас живет один. Встречаемся раз в неделю».
«13 ноября забрали меня, дочку и сына, но потом в суде я услышала, что старшего и младшего зятя тоже забрали, допрашивали, тоже били и пытали, – рассказывает Насиба. – Они 15 суток в ГУВД сидели. Невестку тоже забрали до вечера с 5 детьми и до 10 вечера ее допрашивали. С нее сняли платок, били ее очень сильно, она потом три месяца сильно болела, в памперсах ходила. Мою невестку тоже пытали. После этого ее родители насовсем забрали: сын сейчас без жены. Детям ничего не давали, ни есть, ни пить».
Насиба отсидела в тюрьме в общей сложности 8 месяцев. Также она рассказывает, что силовики провели у нее дома обыск и забрали все деньги. Лишь недавно их с большим трудом удалось вернуть.
«Я дом продала, 20 тысяч долларов брату старшему отдала, чтобы держал, пока я дом ищу, чтобы купить. А следователи сказали, что эти деньги – организации «Хизб-ут-Тахрир», – рассказывает Узакова. – К брату приходят два мужика, показывают якобы ксивы: это были друзья следователя. Отобрали деньги у брата. Один из них 7 тысяч долларов друзьям отдал, а 13 тысяч себе забрал, машину купил. Брат только через 2 месяца написал заявление в прокуратуру, все боялся писать. Того следователя посадили, друзей его посадили. Деньги они полностью заплатили, их отпустили. Следователь должен был сидеть, но он на свободе».
Насиба отрицает, что состоит в организации «Хизб-ут-Тахрир», но говорит, что в Узбекистане есть много людей, которые разделяют эти взгляды.
«Они не представляют опасности. Они чисто религиозные, исламисты, я не вижу в этом ничего плохого. Ни один из них не был плохим, никто не планировал захватить власть», – подчеркивает она.
«В Узбекистане 80% мусульман. Им нелегко жить. Их постоянно упрекают. Мужчинам бороду нельзя носить сейчас, бывали случаи, когда сбривали бороды: забирали в РОВД, заставляли бриться», – рассказывает Насиба.
Эксперты отмечают, что причины роста экстремизма в Узбекистане кроются в первую очередь в политических, социально-экономических и межрегиональных проблемах, в частности, в том, что в стране по-прежнему существует разделение между региональными кланами.
Сейчас власти Узбекистана вытесняют из страны потенциальных исламистов в соседние страны Центральной Азии. Это произошло, к примеру, с детьми тех, кто состоял в другой организации, «Исламском движении Узбекистана» («ИДУ») (это мощное исламистское движение в начале 1990-х годов возникло в Ферганской долине). Известно, что большинство узбекских исламистов, которые воюют сейчас на стороне талибов в Афганистане, – именно дети боевиков «ИДУ».
«Очень много сейчас становится мусульман. Раньше так не было. Это, наверное, от бога все идет. Значит, бог так захотел, говорит Насиба со слезами на глазах. – Наша мечта – чтобы внук свободно ходил в мечеть, чтобы Рамазан хайит делали, уразу (пост) держали, чтобы мы богу угодили. А сейчас никто не ходит в мечеть, не разрешают, там милиция стоит. Это все государство наше нас в такое положение поставило, в трудное положение. Дочка бездомная осталась. Дети без дома. У сына развод, родители жены не дают нам даже внучат посмотреть. Я вообще даже не хочу жить в этом государстве, скорее хочется к богу уйти. Очень жалко мне все это».
