Уктам Пардаев, председатель джизакского отделения Независимой организации по правам человека Узбекистана (НОПЧУ) – один из немногих еще остающихся в Джизаке правозащитников.
В 2015 году он был арестован, после чего 57 дней провел под следствием в СИЗО, а затем был приговорен к трем годам условного заключения. В интервью корреспонденту AsiaTerra он рассказал о возможных причинах своего ареста, об условиях содержания в следственном изоляторе, и о своей правозащитной деятельности.
AsiaTerra: Уктам, для начала расскажи немного о себе.
Уктам Пардаев: Я родился в 1978 году в Хавастском районе Сырдарьинской области Узбекистана. Когда мне было два-три года, мы с семьей переехали в Джизак. После восьмого класса я поступил в художественное училище, и на протяжении четырех лет учился в нем. То есть, по образованию я художник-оформитель. По окончании училища ушел в армию и полтора года служил в ташкентском аэропорту, в хозяйственной части. А по возвращении домой стал помогать отцу.
AsiaTerra: Насколько я знаю, твой отец Пулат Пардаев тоже был правозащитником? Чем он конкретно занимался?
Уктам Пардаев: Вел мониторинги нарушений прав человека. Вместе с Толибом Якубовым, Бахтияром Хамраевым и Мухиддином Курбановым, в начале 2000-х очень активными узбекскими правозащитниками, проводил пикеты у здания джизакского областного хокимията (администрации – прим. авт.), поднимая, например, проблемы отсутствия газа в области, отказов в выдаче многодетным женщинам пособий.
AsiaTerra: А чем твой отец занимался до начала правозащитной деятельности, где и кем работал?
Уктам Пардаев: Он работал в местной газете сотрудником по охране государственных секретов…
AsiaTerra: То есть, по сути, был цензором?
Уктам Пардаев: Ну, видимо, цензором.
AsiaTerra: Но, насколько я знаю, цензоры обычно являлись также и внештатными сотрудниками СНБ (Служба национальной безопасности - прим. авт.)?
Уктам Пардаев: Нет, мой отец не был связан с СНБ. Просто следил, чтобы в газете не было утечек госсекретов.
AsiaTerra: А как получилось, что из цензора твой отец вдруг стал правозащитником?
Уктам Пардаев: Когда еще он работал цензором, к нему приходили люди с просьбами помочь им в составлении разных жалоб во многие организации, поскольку отец хорошо разбирался в законах и мог грамотно составить такие жалобы или обращения. Параллельно он познакомился и сдружился с Толибом Якубовым и Бахтиёром Хамраевым, и с их помощью открыл в Джизаке негосударственную организацию по защите прав человека.
AsiaTerra: И по возвращению из армии ты сразу же начал ему помогать?
Уктам Пардаев: Да, я сразу стал членом его правозащитной организации. Но через год, в возрасте 50 лет, он умер…
AsiaTerra: А отчего он умер в столь раннем возрасте?
Уктам Пардаев: Его забрали в больницу с высоким давлением, поместили в реанимацию, на второй день перевели в общую палату, где через день он умер. Тогда ходили разные разговоры о возможных причинах его смерти: говорили даже, что ему сделали [специальный] укол, то есть убили его медицинским путем. Хотя мы по молодости ничего не смогли доказать.
AsiaTerra: И ты продолжил его дело?
Уктам Пардаев: Да, в январе 2005 года меня избрали председателем джизакского отделения Общества прав человека.
AsiaTerra: Сейчас, кроме тебя, в Джизаке еще остаются правозащитники?
Уктам Пардаев: Есть, но их немного: Зиядулло Раззаков, Мамир Азимов, в Новбахоре – Саида Курбанова, я и всё. Остальные уже эмигрировали в Европу. В данное время Курбанова прекратила свою работу, Азимов – тоже. Раззаков работает, но не очень активно.
AsiaTerra: Снижение активности правозащитников связано с давлением на них?
Уктам Пардаев: Да, например, Курбанову как-то арестовали и семь суток продержали в подвале [следственного] изолятора. У Азимова был свой магазин, и начались проверки его коммерческой деятельности. Чтобы не потерять бизнес, он вынужден был прекратить свою правозащитную работу.
AsiaTerra: Вот ты сменил отца. Что тобой двигало: сыновний долг, чувство необходимости продолжить его дело или что-то еще?
Уктам Пардаев: Да нет, просто за то время, пока я с папой почти год поработал, я увидел много случаев беззакония, и для меня тоже терпеть все это стало невмоготу…
AsiaTerra: В твоей правозащитной деятельности есть какая-то определенная специализация или ты «всеяден»?
Уктам Пардаев: В основном я занимаюсь нарушениями прав людей в период хлопковых кампаний, включая детский труд, незаконные привлечения к сбору хлопка взрослых граждан, стариков, всевозможные поборы в ходе этих кампаний. В общем, всем, что с этим связано. Но это сезонная работа. Между хлопковыми кампаниями я занимаюсь мониторингом нарушений прав заключенных, и затем собранные сведения через интернет предаю широкой огласке.
Например, в Джизаке есть три колонии-поселения, и в каждой из них проживают по триста человек. Знаете, как их кормят? В один большой котел, рассчитанный на эти триста человек, льют триста граммов хлопкового масла, плюс закидывают туда картошку или макароны и заливают все это водой – вот и вся их еда.
В мониторинге нуждается и медицинское обслуживание этих заключенных. Например, многие полностью лишены зубов, но никакой медицинской помощи им не оказывается. Также я не могу оставить без внимания и проблему выполнения заключенными плана по уборке хлопка. В общем, я отслеживаю это, и делаю сообщения о разных аспектах жизни этих поселенцев.
AsiaTerra: Как ты узнаешь обо всех этих нарушениях?
Уктам Пардаев: Ну, например, приходит ко мне человек с жалобой на что-то, в разговоре выясняется, что в одной из таких колоний проживает его родственник. И вот мы вместе с этим человеком едем в колонию, чтобы навестить нашего якобы общего родственника, и в процессе общения с ним я узнаю все подробности жизни его и других поселенцев.
AsiaTerra: Каков процент положительных решений проблем обращающихся к тебе жалобщиков?
Уктам Пардаев: Процентов пятьдесят… Хотя решенных проблем всё-таки несколько меньше, чем нерешенных. Все дело в несоблюдении представителями власти законов о рассмотрении жалоб – по причине их привычки к взяткам. Дашь взятку – проблема обычно решается в твою пользу, не дашь - скорее всего, проиграешь. Более того, если человек пришел с жалобой на чьи-то противоправные действия, но не имеет денег, тут же начинается кампания по его преследованию, и он вынужден отступить, то есть отказываться от своей жалобы.
AsiaTerra: Насколько мне известно, впервые ты провел в заключении 15 суток еще в 2012 году. Тогда тебя обвинили в «мелком хулиганстве» и в «противодействии выполнению законных требований работника милиции». Каковы были условия содержания?
Уктам Пардаев: Я сидел в подвале Джизакского городского управления внутренних дел, но не 15 суток, а 17, то есть еще двое суток я провел в «обезьяннике», где меня не кормили.
AsiaTerra: А на протяжении последующих 15 суток тебя не заставляли работать?
Уктам Пардаев: Нет, я просто сидел, можно сказать, отдыхал. Кормили там лишь один раз в сутки: давали полбуханки хлеба и порцию какой-нибудь баланды. По закону, в подобных камерах должны сидеть только отбывающие административное наказание. Однако на деле так не бывает: в одной камере обычно сидят разные категории [заключенных], например, в моей сидели также и подследственные – подозреваемые в убийстве или наркоторговле. Плюс, могут засунуть человека, больного туберкулезом, – чтобы он заразил других. Так было и в моей камере. Нас было несколько человек – все с разными статьями.
AsiaTerra: Тебя там не били?
Уктам Пардаев: Нет, только оказывали психологическое давление. Например, уговаривали согласиться сняться на видео, чтобы я на камеру сказал о своем раскаянии, дескать, больше не буду заниматься правозащитной деятельностью и прошу прощения за совершенные преступления. Но я отказался сниматься.
Еще постоянно угрожали, что я оттуда не выйду никогда, и меня отвезут в Жаслык (колония, куда обычно отправляют осужденных и по «политическим» и «религиозным» статьям, считающаяся самой «зверской» из всех колоний в Узбекистане – прим. авт.), потому что они уже нашли неких женщин, которые сейчас дадут против меня показания, по которым меня привлекут к уголовной ответственности. Я им на это говорил: что хотите, то и делайте, я знаю, что ни в чем не виновен.
Однажды пришел большой начальник, который начал меня увещевать, мол, у меня есть братья, жена, дети, ты же не хочешь, чтобы они пострадали, поэтому, когда выйдешь отсюда, лучше брось правозащитную работу. То есть шантажировали моей семьей.
AsiaTerra: Я слышал, тебе отказали в «выездной визе»?
Уктам Пардаев: Да, в январе прошлого года я обратился в районный ОВИР за визой, прождал месяц, ничего не получил и затем обратился с соответствующим запросом в прокуратуру: почему мне ее не дают. Через 15 дней получил письменный ответ из ОВИРа о том, что рассмотрением выдачи мне визы приостановлено на шесть месяцев.
Тогда я подал заявление в городской суд по гражданским делам, который вынес решение оставить мою жалобу без удовлетворения. Я подал апелляцию в областной суд, который отменил решение горсуда. Я вновь подал заявление в городской суд, он вновь вынес прежнее решение, которое я уже во второй раз опротестовал в областном суде. В общем, происходила такая игра: одни наказывают, другие милуют. Когда вся эта канитель завертелась в третий раз, против меня возбудили уголовное дело.
AsiaTerra: То есть, ты считаешь, что в решении возбудить против тебя уголовное дело сыграла, в том числе, и твоя борьба за визу?
Уктам Пардаев: Да, скорее всего, так и было. Это дело стало своеобразным ответом на мою борьбу за выездную визу.
AsiaTerra: Но, насколько я знаю, поводом для возбуждения против тебя уголовного дела стали несколько интервью, данные тобой радио «Озодлик»?
Уктам Пардаев: Возможно, в одном интервью я подробно рассказал о смерти в Галлааральском районе врача-кардиолога: он вместе с группой коллег в качестве старшего в этой группе выехал на сбор хлопка. Кому-то из них удавалось собрать дневную норму, кому-то нет, и не выполнившие план вынуждены были выплачивать деньги за несобранный хлопок. В их число входил и этот врач. При этом каждый вечер он, как старший группы, участвовал в селекторном совещании с участием руководства района, включая и хокима (главу администрации – прим. авт.). И вот, после одного из таких совещаний, на котором он был подвергнут тяжелым унижениям, врач умер.
А в своем последнем интервью радио «Озодлик» я рассказал о тяжелой участи фермеров-хлопкоробов. И после этого буквально через 3-4 дня меня арестовали, и я узнал, что против меня возбуждено уголовное дело.
AsiaTerra: Значит, причинами этого дела стала, во-первых, твоя судебная тяжба за «выездную визу», а во-вторых, вот эти несколько интервью радио «Озодлик»? Но еще ведь было дело Авакяна и его друзей, в судьбе которых ты тоже принял какое-то участие? В чем оно заключалось?
Уктам Пардаев: Ко мне обратились матери двоих из этих парней и братишка третьего парня. Я уже сейчас не вспомню, чьи конкретно это были родственники. Выяснилось, что они уже обращались с заявлениями в различные органы и получали от них ответы в виде отписок. Я взял эти отписки, отсканировал и отправил на сайт «Элтуз», а также Улугбеку Хайдарову (журналисту, проживающему в политэмиграции в Канаде – прим. авт.). В итоге все эти документы получили огласку.
Кроме того, ко мне обратилась жена Азама Фармонова (бывшего председателя Сырдарьинского областного отделения Общества прав человека Узбекистана, осужденного в 2006 году на девять лет – прим. авт.), отбывающего срок в Жаслыке и сумевшего передать ей письмо на туалетной бумаге – о своем очередном пребывании в карцере, якобы, за нарушение внутреннего режима. Это письмо я тоже отсканировал и отправил на радио «Озодлик».
AsiaTerra: А как власти узнали, что это именно ты предал гласности материалы по делу Авакяна и письмо Фармонова?
Уктам Пардаев: Во-первых, с женой Фармонова мы постоянно созванивались, а наши телефоны прослушивались. Во-вторых, за мной была и остается постоянная слежка, и СНБшники, которые при этом снимают меня на видео, всегда знают, с кем и где я встречаюсь. Если мне звонят с незнакомого номера, они через компанию мобильной связи тут же узнают, кому эти номера принадлежат, и начинают оказывать на них всестороннее давление. Однажды одного такого человека стали принуждать к передаче мне крупной суммы денег: дескать, ты ему дай, пусть, главное, возьмет их в руки, а дальше мы уже знаем, как поступить. Но тот человек отказался, потому что до этого я ему совершенно безвозмездно помог.
AsiaTerra: Что касается твоей последней отсидки: где и сколько ты сидел?
Уктам Пардаев: Всего я находился в заточении 57 дней. 16-го ноября меня задержали и отвезли в ОВД Дустликского района. Один день я провел в кабинете следователя, 17-го меня посадили в камеру, а санкцию на арест я получил 18-го вечером. Адвоката ко мне допустили лишь 20-го ноября. В этой камере в подвале РОВД я провел почти 40 дней – до 26 декабря, когда меня отвезли в Хавастскую тюрьму, где я пробыл до 11-го января. В тот день меня вновь перевезли в Дустликский РОВД, а оттуда сразу отправили в районный суд по уголовным делам.
Суд длился пять с половиной часов – до 22.30. В конце заседания прокурор ходатайствовал о назначении мне наказания в виде лишения свободы на семь лет и восемь месяцев, но в конце своего выступления неожиданно попросил дать мне три года условно.
AsiaTerra: Как ты считаешь, что повлияло на решение суда об условном наказании?
Уктам Пардаев: Как мне кажется, ввиду того, что я занимался мониторингом хлопковых кампаний, тут сыграли роль две петиции: из Всемирного банка – лично министру финансов Рустаму Азимову и из Международной организации труда – в Министерство труда и соцобеспечения. Также и посольство США направило обращение в МИД. Всё это, плюс широкая огласка моего дела в СМИ.
AsiaTerra: И чем ты теперь с учетом условного наказания думаешь заняться?
Уктам Пардаев: Принимать заявления, жалобы от людей я теперь не смогу. Но мониторингом различных массовых нарушений продолжу заниматься. И результаты этих мониторингов буду отправлять в посольства.
AsiaTerra: А с какими посольствами ты сотрудничаешь?
Уктам Пардаев: С американским, германским, британским и с Делегацией Евросоюза.
AsiaTerra: А на что жить собираешься? Вообще, чем ты зарабатываешь на жизнь?
Уктам Пардаев: Таксистом работаю…
AsiaTerra: Каким образом сейчас за тобой осуществляется контроль?
Уктам Пардаев: Каждый месяц, 3-4-го числа, я должен отмечаться в РОВД по месту жительства.
AsiaTerra: Ты планируешь подавать апелляцию?
Уктам Пардаев: С апелляцией мы опоздали, но буквально на днях мой адвокат подаст кассационную жалобу в Джизакский областной суд.
AsiaTerra: Как к тебе относились сотрудники РОВД, пока ты сидел в СИЗО?
Уктам Пардаев: Поначалу было только психологическое давление: мне неоднократно говорили, что если я признаю свою вину, меня накажут легко, если же нет, то наказание будет более суровым. И, что интересно: в этих же уговорах участвовал и мой адвокат. Поскольку я отказался признавать свою вину, меня посадили в самую холодную камеру Дустликского СИЗО и давали всего полбуханки хлеба и полпорции баланды в день.
Камера была рассчитана на двух человек, и каждые десять дней мои сокамерники менялись. Это были люди, находящиеся под следствием за воровство. И их привозили уже сильно избитыми. Они рассказывали мне о том, как их пытали. Во-первых, били по пяткам дубинкой, во-вторых, надевали удушающий противогаз. Была еще пытка: человека приковывают наручниками к вертикальной трубе, обливают холодной водой и в таком виде оставляют до утра.
Но это в СИЗО. По рассказам тех, с кем я сидел, в колониях пытают еще жестче. Особенно это касается осужденных по 244-й статье («Создание, руководство, участие в религиозных экстремистских, сепаратистских, фундаменталистских или иных запрещенных организациях» – прим. авт.). В камере стоит бочка с водой, их в эту бочку окунают головой и таким образом некоторых доводят до смерти. Также таких осужденных отдают так называемым «хахалям», которые их насилуют, избивают. В общем, здоровыми от них не выходят.
Причем, такие пытки применяются только по отношению к политическим или религиозным заключенным – обычных уголовников, будь то вор, наркоделец, или даже убийца, это не касается, их не трогают. Короче, в наше время в колонию лучше не попадать – это страшное место.
AsiaTerra: А для чего тебя понадобилось перевозить в Хавастскую тюрьму?
Уктам Пардаев: На праздники, в данном случае на Новый год, никого в СИЗО не оставляют – всех на эти дни перевозят в тюрьму.
AsiaTerra: И каковы были условия в Хавастской тюрьме?
Уктам Пардаев: Всех, кого привезли 26 декабря в Хавастскую тюрьму, раскидали по тесным камерам. Представьте себе: камеры два с половиной на пять-шесть метров полностью забиты стоящими в темноте людьми – по сорок человек. И вот из камер их по одному выводят и ведут в кабинет, где приказывают раздеться. Там двое оперативников. Если начинаешь мешкать, тебя бьют, матерят. Досталось и мне: когда я начал раздеваться, они принялись на меня кричать, материть потом бить – кулаками и дубинками – по голове, в живот, в грудь, головой об колено…
AsiaTerra: А для чего раздевают?
Уктам Пардаев: Ну, проверяют твою одежду, твое тело, нет ли у тебя чего с собой лишнего. Потом, когда выяснили, по каким статьям я прохожу, меня поместили в камеру, где было еще трое. В других камерах было и по восемь, и по десять, и по пятнадцать человек. То есть, узнав, что я не обычный уголовник, а правозащитник, за которого многие заступаются, меня поместили в более привилегированную камеру.
AsiaTerra: А после этого тебя больше не били?
Уктам Пардаев: Нет, больше не били. Причем, кормили по пять раз в день: завтрак, сладкий чай, обед с мясом, полдник в виде каши из какой-нибудь крупы и ужин. В сутки давали по буханке хлеба. При нашем желании давали и добавку. Если в других камерах днем лежать на шконках запрещалось и за нарушение режима вечерами выводили к операм и избивали, на наше дневное лежание или даже сон смотрели сквозь пальцы…
Сид Янышев, AsiaTerra
