Чтобы понять, как вести дела с Россией, мы обратились к тем, кто знает ее близко: к постсоветским лидерам.
«Загадка, окутанная тайной, укрытой в непостижимости». Так охарактеризовал Россию, страну с абсолютно непредсказуемым поведением, британский политик Уинстон Черчилль. Многие с ним согласятся, однако непосредственным соседям Россия отнюдь не кажется непостижимой – они видят в ней могущественную, но одолеваемую внутренними проблемами страну, причем страну вполне им понятную.
Кликните на баннер, чтобы открыть проект
В серии интервью Россия и я двенадцать бывших руководителей постсоветских государств рассказывают о своем отношении к России и проводимой ею политике. Интервью, которые на протяжении полугода собирала корреспондент Белорусской редакции радио «Свобода» Анна Соусь, демонстрируют весь спектр эмоций по отношению к Москве – от гнева и трезвого прагматизма до искренней любви и привязанности. Редко когда услышишь столько компетентных мнений о России, поведение которой в годы президентства Владимира Путина – а на этом сходятся все опрошенные – все больше напоминает действия Советского Союза.
«Философия России состоит в том, что Украина должна быть только с Россией, точнее, под Россией. Украины как отдельного государства для них не существует», – говорит первый президент Украины (с 1991 по 1994 год) Леонид Кравчук. Он вспоминает, как сильно давила Москва лично на него, требуя, чтобы Украина и после роспуска Советского Союза оставалась в российской орбите, притом что на словах все постсоветские республики получали право самостоятельно определять свое будущее.
Многие из бывших руководителей постсоветских стран с горечью говорят о жестоком разочаровании: с приходом к власти Путина ни у кого не осталось надежд, что и Россия когда-нибудь станет свободной и демократической страной, – надежд, которые родились в годы горбачевской перестройки и сохранялись во время президентства Бориса Ельцина.
«Это были обнадеживающие времена, – говорит Витаутас Ландсбергис, избранный председателем Верховного Совета Литвы сразу после провозглашения ее независимости в 1990 году. – Сожалею, что силы большевистского реванша и империализма оказались сильнее». Как и многие, он с теплотой вспоминает Ельцина. «У него было чувство чести и достоинство. Я это видел на наших переговорах в те моменты, когда его соратники пытались толкнуть его на недобросовестный путь», – вспоминает Ландсбергис. Сегодня же, по его мнению, «человек в России не стоит ничего, а территория и власть – превыше всего».
Однако далеко не все руководители постсоветских государств столь критически настроены по отношению к Москве. Многие говорят, что понимают Путина в его попытках сохранить неприкосновенность советского мира, а военные и политические конфликты, возникающие на этом пространстве, объясняют неспособностью договариваться с Россией.
Нино Бурджанадзе, дважды исполнявшая обязанности президента Грузии, защищает российскую аннексию Крыма. По ее словам, «никто реально не ставит под сомнение», что жители Крыма хотели этой аннексии, «потому что практически 90 процентов населения приняло участие» в референдуме о присоединении к России, организованном пророссийскими властями полуострова. Бурджанадзе дает этому референдуму заведомо неверную характеристику: на нем не присутствовали международные наблюдатели, а реальная явка никому не известна. Тем не менее ее слова прекрасно показывают, какие страсти порождают в регионе попытки Москвы манипулировать постсоветским миром, пусть даже сама Бурджанадзе говорит, что с Россией необходимо вести диалог, основанный на поиске взаимных интересов. В 2008 году Грузия тоже пережила войну с Россией, хотя Бурджанадзе уверяет, что этот конфликт можно было предотвратить.
Аскар Акаев, президент Кыргызстана в 1990–2005 годах, – еще один политик, полагающий, что с Россией можно и нужно работать. На вопрос о том, чем является для него Россия, он отвечает, что это его «вторая родина», потому что он родился и вырос в Советском Союзе. Воспроизводя едва ли не дословно официальные заявления Кремля о непричастности российской армии к конфликту на востоке Украины, Акаев уверяет: «Россия не является участником военных действий ни в Юго-Восточной Украине, ни в какой-либо другой точке мира». (Интервью состоялось в июне 2015 года, еще до начала российской военной операции в Сирии.) Однако восхищение, которое Акаев испытывается по отношению к Путину как к человеку, который «твердо защищает суверенитет России», должно бы заставить других мировых лидеров спросить себя, хорошо ли они понимают, что значит для Кремля слово «суверенитет» и в чем российская верхушка видит российские национальные интересы.
Порой руководители прилегающих к России государств выражают глубокое удивление тем, насколько сильно мистифицируют Москву их коллеги из далеких от России государств. «Меня часто американцы спрашивают: ну расскажи что-нибудь о России, а то мы их плохо знаем, – говорит президент Латвии в 1993–1999 годах Гунтис Улманис. – Но сколько мы можем их плохо знать, я спрашиваю? Идет столетие за столетием, а вы все плохо знаете русских? Изучайте их, встречайтесь с русскими». Это нужно, чтобы понять Россию не хуже, чем ее непосредственные соседи. Только тогда, полагает Улманис, Запад сможет предвидеть действия российских властей и адекватно реагировать на них.
Серия «Россия и я» – шаг именно в этом направлении. Помимо уже упомянутых бывших глав постсоветских государств, в подборке представлены интервью с Робертом Кочаряном, дважды избиравшимся президентом Армении, Петром Лучинским, президентом Молдавии в 1996–2001 годах, Роландасом Паксасом, президентом Литвы в 2003–2004 годах, Арнольдом Рюйтелем, президентом Эстонии в 2001–2006 годах, первым постсоветским лидером Белоруссии Станиславом Шушкевичем, возглавлявшим страну до 1994 года, Владимиром Ворониным, президентом Молдавии в 2001–2009 годах, и Виктором Ющенко, президентом Украины с 2005 по 2010 год.
Материал радио «Свобода»
